Кровавые события почти двухвековой давности в Царстве Польском были вовсе не порывом его жителей к свободе, а банальным военным мятежом шляхты, тосковавшей по былым вольностям

В эти дни в Польше широко отмечается 195-летие "народного восстания", поднятого в конце ноября 1830 года местной шляхтой против "российского гнёта". На протяжении десятилетий эта годовщина неизменно используется польскими элитами для нагнетания русофобских настроений под предлогом "укрепления национального самосознания". Естественно, не стал исключением и нынешний юбилей. Так, успешно эксплуатирующий "несгинелую" риторику президент Кароль Навроцкий на посвященной годовщине начала восстания торжественной церемонии в Варшаве громогласно продекларировал: "С москалями ни в XIX, ни в XX, ни в XXI веке нельзя было достичь никаких договорённостей, поскольку с их стороны всегда были и есть только враньё, желание сломать дух и уничтожить". Безусловно, полякам, воспитанным в духе тотальной ненависти к России и русским, такие нарративы хорошо заходят, вот только с реальной исторической действительностью применительно к событиям почти двухвековой давности они имеют крайне мало общего…

На протяжении последних двух недель польские издания изобилуют "датскими" публикациями, воспевающих события 1830-1831 гг. как "величайшее вооруженное усилие в польских освободительных боях XIX века", в стихах и красках рассказывающих о "благородном порыве восставших против царского самодержавия и тирании" и живописующих "безмерное коварство и жестокость русских карателей, утопивших в крови порыв поляков к свободе".

Однако весь этот пафос не имеет под собой реальной основы. Царство Польское, образованное в составе России по итогам Венского конгресса 1815 года, без каких-либо натяжек и преувеличений являлось самым привилегированным регионом империи, пользовавшимся самой широкой автономией. В "русской" Польше были свой парламент (сейм), государственный совет и прочие органы управления, комплектовавшиеся местной знатью, собственные конституция, валюта и даже армия (правда, подчинявшаяся императору). В отличие от земель Речи Посполитой отошедших Пруссии и Австрии, здесь во всех сферах, включая делопроизводство и образование, широко использовался польский язык, и никто не покушался на главенствующую роль Римско-католической церкви. Шляхта имела более широкие права, чем российское дворянство.

Одним словом, по тогдашним меркам, поляки, особенно по сравнению с остальной Россией, да и большинством стран Европы, просто купались в шоколаде, и единственное, чего у них не было так это прежней "самостийности" и разнузданной панской вольницы, от которых страдало простонародье, именуемое "элитариями" просто "быдлом", то есть 90% населения.  

Собственно, стремление шляхты и зажиточных горожан вернуть всё к исходным настройкам Первой Речи Посполитой и стало основной причиной восстания, что уже не позволяет говорить о его "всенародном характере".

Непосредственным триггером к мятежу выступил рескрипт Николая I о приведении в боевую готовность российской и польской армий в связи с революционными событиями во Франции и Бельгии, который он издал в строгом соответствии с международными обязательствами по Священному союзу, созданному после победы над Наполеоном для поддержания мира и порядка в Европе.

Вопрос об отправке войск на Запад транзитом через германские государства даже не стоял, однако это не помешало "борцам за свободу" распустить слух, что польские части будут посланы в Бельгию. Этого оказалось достаточно, чтобы вечером 29 ноября заговорщики подбили на восстание кадетов Варшавской школы подхорунжих и студентов, которые захватили арсенал, раздали оружие готовой к любому движу голытьбе и напали на русские части, расквартированные в столице.

При этом были убиты отказавшиеся изменить присяге несколько старших и высших польских офицеров. От рук мятежников в первую же ночь погибли генералы Мауриций Хауке, Станислав Трубицкий, Станислав Потоцкий, Игнатий Блюмер, Томаш Семятковский и Юзеф Новицкий – все как один уважаемые ветераны наполеоновских войн, в которых они сражались против русских на стороне французов. Но упоминаний об этом в польских медиа, ныне поющих осанну восставшим, вы, конечно, не встретите.

Поняв, что "слегка погорячились", повстанцы принялись уговаривать примкнуть к ним других "героев 1812 года", но такие известные военачальники, как Хенрик Дембинский, Юзеф Чопицкий, Ян Коробецкий, Мацей Рыбинский, наотрез отказались, понимая, что мятеж поставит под удар автономию Польши, а также памятую о том, что русских не удалось победить даже "неистовому корсиканцу".

Такого же мнения придерживались и офицеры многих полков польской армии, которые не поддалась "революционному порыву", либо заняв нейтральную позицию, либо и вовсе выступив против мятежников на стороне русских.

Не задалась и объявленная штабом повстанцев "герилья" в Белоруссии и на Западной Украине, где подавляющее большинство местных жителей категорически не желали обратно сажать себе на шею польских панов. Так что район восстания оказался ограничен землями Царства.

То, что вождями мятежников движет не столько жажда свободы, сколько стремление к реваншизму, блистательно доказал их ультиматум Николаю I с требованием вернуть "возрожденному" Королевству Польскому земли "восьми воеводств" вплоть до Днепра на востоке и Черного моря на юге – той самой "Польши от моря до моря". Такие наглые притязания дали основания Санкт-Петербургу законное право считать, что поляки восстали не ради сохранения конституции, а исключительно для захвата западных русских земель.

Ну, а то, что в январе 1831-го, испытывая головокружение от первых успехов, Сейм принял акт отстранения династии Романовых от польского престола, лишило мятежников возможности ссылаться на трактаты Венского конгресса и поставило Польшу вне международного права, чем блистательно воспользовалась русская дипломатия.

Когда эмиссары самозваного "правительства" рванули в Париж и Лондон, рассказывая, как русский царь попирает решения Вены, всячески притесняя поляков, призывая признать Польшу, оказать ей военную помощь и ввести против "клятых москалей санкции", англичане и французы дали им от ворот поворот, заметив, что всё происходящее является внутренним делом России и влезать в них не имеют никакого желания. И дело вовсе не в русофилии тех и других (её-то как раз не было), а в понимании правительствами Британии и Франции, что в Польше имеет место не революция, а банальный военный путч, главари которого лишь используют лозунги о "свободе и независимости" для захвата власти.

Это подтверждают и сухие цифры: при населении Царства Польского в почти 3 млн человек к мятежу за всё его время присоединилось не более 150 тысяч. Какое ж это "народное восстание"?

Закончилось всё вполне предсказуемо. После череды боев, в которых повстанцы неизменно терпели поражение, русские войска в сентябре 1831-го вошли в Варшаву. К середине октября все очаги сопротивления были подавлены. Наиболее замаранные кровью вожаки предстали перед судом, некоторым из них удалось сбежать на благословенный Запад, в том числе в США, положив начало местной польской диаспоре, ныне насчитывающей, если верить "неполживой" Википедии, до 10 млн.

В наказание за мятеж польская конституция была упразднена, армия распущена, воеводства преобразованы в губернии, греко-католические приходы в Белоруссии и на Западной Украине были либо закрыты, либо стали православными.

Об этих "результатах" восстания 1830-1831 годов, как свидетельстве "коварства и предательства русских", якобы поправших решения Венского конгресса, написали в своих "датских" байках едва ли не все польские издания. Но ни одно из них не признало, что упразднение автономии Царства Польского стало следствием авантюризма, жажды власти и стремления повернуть вспять колесо истории со стороны местной шляхты, возжелавшей былых вольностей за счет остального народа. Впрочем, удивляться здесь решительно нечему…