Как сэкономить бюджет на детских трагедиях

Недавний инцидент в московской школе вновь пробуждает сомнения относительно целесообразности внедряемых Министерством просвещения программ инклюзивного обучения. В Жулебино десятиклассник, страдающий психическими отклонениями и состоящий на учёте в психоневрологическом диспансере, принес в школу нож и, забаррикадировавшись в классе, угрожал самоубийством...

Так называемое инклюзивное или "включённое" образование предполагает совместное обучение детей с ограниченными возможностями и здоровых. В основу этих программ положены "гуманистические взгляды" относительно ценности каждого человека вне зависимости от его возможностей и достижений. Предполагается, что дети с проблемами развития, обучаясь вместе со здоровыми сверстниками, будут более приспособленными к жизни. А обычные дети, каждодневно сталкиваясь с ограниченными возможностями одноклассника, будут приучаться к состраданию и милосердию…

Однако в реальности всё складывается иначе. Необходимого психолого-педагогического сопровождения в нужном объёме дети не получают. В том числе, и потому, что учителя, школьные психологи и социальные педагоги понятия не имеют, как строить работу с больными (давайте называть вещи своими именами) детьми – их этому не учили.

Одна моя знакомая, учитель младших классов, рассказывала, как в её класс включили "по разнорядке" девочку, страдающую эпилепсией. И после первого же страшного припадка, во время которого моя знакомая просто не знала, что делать, помощь психолога потребовалась уже половине одноклассников.

Очень сложно ожидать от детей снисходительности и великодушия – качеств, на которые способен далеко не каждый взрослый. В классе моего сына учился душевнобольной мальчик, ребенок не управляемый и агрессивный. Ситуация усугублялась тем, что его мама была чиновницей высокого ранга в местной администрации и, несмотря на протесты родителей, мальчик оставался в классе даже после серии ЧП, таких, как сорванные уроки и кровавые драки.

Одноклассники действительно дразнили больного ребенка. Но после нескольких родительских собраний и той работы, которую мамы и папы провели со своими детьми, в духе "Да не трогайте вы его!", дразнить перестали. И постарались даже не замечать. По сути дела, это был бойкот.

Оказавшись в изоляции, больной всеми силами стремился привлечь к себе внимание, задевая одноклассников. После того, как он ударил девочку гантелей и столкнул её с лестницы (она получила перелом ключицы и сотрясение мозга), его матери всё же пришлось перевести сына на домашнее обучение.

А в другой московской школе старшеклассники более полугода насиловали мальчика-аутиста, который боялся рассказать об этом родителям и учителям. О происходящем стало известно лишь после того, как ребёнок попытался совершить самоубийство.

Впрочем, даже и без трагедий возникают проблемы. Если ориентироваться на обычных детей, ученик с ограниченными возможностями не сможет воспринимать материал; если же подстраивать учебный процесс под него, то в развитии начнёт отставать весь класс.  

Собственно, а для чего, - если отбросить гуманистический пафос, - всё это нужно? Ведь в стране ещё с советских времен существовала хорошо продуманная сеть коррекционных школ, а педагогические вузы готовили для них учителей. И вот теперь эта эффективная система ликвидируется в процессе "оптимизации", сиречь сворачивания социальных программ. Ведь педагогическому составу коррекционных школ надо платить значительно больше, чем обычным учителям, да и содержание таких школ заметно дороже.

Правительство в целях экономии решает проблемы "коррекционного обучения" за счёт педагогов, детей и их родителей. И… за счёт трагедий. Это похоже на предложение расписывать долги неплательщиков по ЖКХ, "раскидывая" их на соседей.

В развитие этой логики можно ожидать "инклюзивное" лечение опасных психических расстройств и даже отбытие наказаний за уголовные преступления. Ну, а что тут такого? И общество будет учиться проявлять терпение и снисходительность, и казне будет экономия.