Новому главе медицинского ведомства Михаилу Мурашко следует внимательнее присмотреться к законодательным инициативам своей предшественницы
В конце декабря на портале нормативно-правовых актов Правительства России был размещен текст подготовленного Минздравом проекта закона "О донорстве органов человека и их трансплантации". Принимая во внимание чувствительность затронутой в документе проблемы для общества и то, что на его разработку у ведомства ушло пять лет, было логично предположить, что чиновники учли в тексте все моменты, способные вызвать озабоченность граждан, в т.ч. морально-этического характера. Однако начавшееся в СМИ и соцсетях активное и эмоциональное обсуждение законопроекта показало, что это не так, и после принятия в предлагаемом Минздравом виде новый закон откроет перед недобросовестным работникам сферы здравоохранения широкое поле для манипуляций. В чём конкретно состоит суть претензий к новому законопроекту, что ждёт в случае его принятия граждан, не желающих лишаться своих органов до либо после ухода из жизни, и что вообще происходит в этой области медицины?
Общественный резонанс вокруг еще не внесенного на рассмотрение Госдумы законопроекта о донорстве и трансплантации органов оказался столь громким, что сразу после новогодних праздников замглавы Минздрава Олег Салагай был вынужден заявить, что документ направлен исключительно на совершенствование законодательства в этой области медицины. При этом чиновник подчеркнул, что все изменения в действующие нормы будут вноситься с учетом мнения граждан.
Трансплантация донорских органов в России практикуется не первое десятилетие, став привычным явлением. Заявленное руководством Минздрава стремление нормативно упорядочить деятельность занимающихся этим клиник следует только приветствовать. В чём же причины беспокойства общественности и протестных публикаций в СМИ? Главным образом, они состоят в том, что новый законопроект вводит и юридически закрепляет понятие презумпции согласия на посмертное донорство органов.
Действующее в стране с 1992 года законодательство о трансплантации органов подвергалось корректировке неоднократно. Но, несмотря на это, его отдельные положения не раз становилось предметом не только бурных дискуссий, но и разбирательств в Конституционном суде РФ. У суда никаких претензий к правоприменительной практике не возникло, в отличие от представителей общественности, продолжавших указывать на несовершенство действующих норм и обилие лазеек для манипуляций со стороны недобросовестных медиков.
С точки зрения права, в России уже существует и изъятие органов для пересадки после смерти, и де-факто презумпция согласия на подобные действия, поскольку у медиков зачастую нет никаких данных о том, соглашался ли пациент на посмертное донорство.
Проект Минздрава предполагает, что донором может стать любой человек, даже если он не оставлял на этот счёт устных либо письменных распоряжений. Изъятие органов будет произведено и в том случае, если родственники умершего не заявят о своем несогласии до истечения трех часов после того, как будет зафиксирована смерть мозга.
Это порождает очередную проблему. Понятие посмертного донорства основано на исходно небезупречном постулате, что "смерть мозга и есть смерть человека". По идее, в течение трех часов после ее констатации медики должны проинформировать об этом родственников, а если их нет – имеют право решить вопрос об изъятии органов в ходе консилиума.
При этом, по мнению многих специалистов, смерть мозга – не является единственным свидетельством того, чтобы считать человека умершим. Есть и другие показатели, например, дыхание, сердцебиение, реакция зрачков. По новому закону, может получиться так, что человека, находящегося без сознания, но продолжающего дышать, зачислят в покойники даже с работающим сердцем.
Кстати, известны факты, когда в зарубежных клиниках при посмертном изъятии органов донору вводили наркоз. Зачем мёртвому обезболивание? Ответ на этот вопрос состоит в том, что при "посмертном" донорстве 97% организма ещё живо.
Нынешний законопроект лишь закрепляет сложившуюся правоприменительную практику. Ещё в 2015 году совместным приказом Минздрава и Российской академии наук № 306н/3 был расширен перечень объектов, подлежащих трансплантации. Если раньше можно было изъять всего шесть органов, то сегодня в этом списке пятьдесят наименований. Кроме того, сняты возрастные ограничения для доноров, увеличено количество больниц, где могут забирать органы. Таким образом, новые "передовые" нормы трансплантации органов уже внедряются в жизнь, и новый проект Минздрава призван лишь их узаконить.
То, что трансплантология необходима, сомнений не вызывает: зачастую пересадка органов позволяет помочь тяжело больному человеку и спасти ему жизнь. Но посмертное донорство – принципиально другая сфера, базирующаяся на иных основаниях и этических принципах.
На самом деле, новый законопроект представляет собой попытку российских чиновников от медицины соответствовать тренду, заданному на Западе еще в конце 1960-х, когда были приняты "Гарвардские диагностические критерии смерти мозга" и "Сиднейская декларация относительно смерти", положения которых дополнила "Венецианская декларация о терминальном состоянии" 1983 года. В 1991-м Всемирная организация здравоохранения одобрила "Руководящие принципы трансплантации человеческих клеток, тканей и органов", определившие общие базовые подходы к трансплантологии во всем мире. Заложенные в этих документах посылы суммированы в "Стамбульской декларации о трансплантационном туризме" 2008 года, утверждающей, что современный мир испытывает "глобальный дефицит донорских органов", и призывающей все государства "гарантировать реализацию программ, предупреждающих этот дефицит". Вот Минздрав России и пытается "гарантировать" в предлагаемом законопроекте то, что посоветовал Запад.
Русская Православная Церковь, к мнению которой прислушивается не только значительная часть граждан, но и руководство государства, отрицательно относится к изъятию органов для трансплантации, как к прижизненному, так и посмертному. В "Основах социальной концепции" РПЦ указано, что использование органов человека без его согласия нарушает человеческую свободу. Не отрицая гуманных целей трансплантологии как таковой, Церковь категорически против презумпции согласия на посмертное изъятие органов.
Из "Основ социальной концепции" РПЦ (2000 год), гл. XII Проблемы биоэтики:
"Посмертное донорство органов и тканей может стать проявлением любви, простирающейся и по ту сторону смерти. Такого рода дарение или завещание не может считаться обязанностью человека. Поэтому добровольное прижизненное согласие донора является условием правомерности и нравственной приемлемости эксплантации … Так называемую презумпцию согласия потенциального донора на изъятие органов и тканей его тела, закрепленную в законодательстве ряда стран, Церковь считает недопустимым нарушением свободы человека".
И такая позиция имеет четкие обоснования. В последние годы достоянием гласности стали несколько скандальных случаев "посмертного" донорства, когда в отделениях реанимации, почти на глазах у родных и близких, пациентов в буквальном смысле "разобрали на органы". И "всё было по закону". А сколько подобных эпизодов остались вне поля зрения общественности?
Для того, чтобы не повторять уже сделанных ошибок, не усугублять их, России следует в первую очередь отказаться от презумпции согласия на посмертное донорство. Вместо проталкивания опасного законопроекта, способного вызвать недовольство в обществе, Минздраву следовало бы с помощью СМИ и общественных организаций рассказать людям правду о процедуре изъятия органов после смерти, подробно показав и объяснив ее механизм. Также следует пересмотреть критерии установления факта ухода человека из жизни, единственным из которых сейчас является констатация смерти мозга. Только после этого можно предложить каждому осознанно сделать собственный, никем не навязанный выбор относительно судьбы своих органов после смерти.
Вероятно, новому руководителю Минздрава Михаилу Мурашко следует внимательнее присмотреться к законодательным инициативам в этой чувствительной сфере, разработанным ведомством при его предшественнице.